На этой неделе Джордж Фридман (Stratfor) продолжает своё путешествие по региону, совершая визиты в Словакию, Венгрию, Румынию, Польшу, Сербию, Турцию и Азербайджан. Отчёт, который вы прочитаете, был написан в 2010 г. по возвращению из похожего путешествия, в ходе которого были исследованы геополитические императивы указанных наций. Изложенные замечания и наблюдения во многом до сих пор отражают сегодняшнюю реальность. 

Приграничье — это область, где исторически всё постоянно находится в движении. Страны, которые мы посетим в этой поездке (Турция, Румыния, Молдова, Украина и Польша), находятся на границе ислама, католицизма и православия. Католическая Австрия Габсбургов столетиями воевала с исламской Оттоманской империей, пока оттоманы двигались на северо-запад, до переломной Венской битвы, произошедшей в 1683 году. Начиная с 18 столетия, православная Россия расширялась на востоке в направлении нынешних Белоруссии и Украины. И, на протяжении более чем двухсот лет, страны, протянувшиеся от Балтийского до Чёрного моря, служили местом столкновения трёх империй.

Здесь словно прописались бесконечные перемены. Холодная война была последним явным столкновением, толкнувшим Россию в ловушку Западной Европы, за спиной которой маячили во многом доминировавшие Соединённые Штаты. А указанные выше страны неофициально принадлежали Советской империи. Теперь же они вновь обрели независимость. Моё внимание к этому региону заключается в интересе к пониманию следующей итерации региональной геополитики. Россия стала куда более могущественной, чем 10 лет назад. ЕС пытается справиться с внутренними проблемами, а Германия пересматривает свою роль на политической арене. США ведут неясную и сложную игру. И я хочу понять, каким образом эти силы, начиная с Турции и заканчивая Польшей, собираются позиционировать себя в следующем туре региональной игры.

Меня уже обвиняли в стиле мышления времён Холодной войны. Я с этим не согласен. Советский Союз развалился, а влияние США в Европе резко уменьшилось. Что бы ни случилось далее, это не будет Холодной войной. Но и вечного мира в этом регионе я не жду. Такого здесь никогда не было. И такого не будет в будущем. Я хочу увидеть черты предстоящего конфликта. Но для этого нужно заглянуть в прошлое, но не в прошлое Холодной войны, а в прошлое Первой мировой.

Региональные трансформации после Первой мировой войны

Первая мировая радикально изменила лицо региона. Оттоманская и Австро-Венгерская империи рассыпались, Российскую заменил Советский Союз, а Германская империя стала республикой. И нет региона в мире более пострадавшего и более истощённого этой войной. В реальности же война не закончилась здесь и в 1918 году. Она продолжилась между сцепившимися, неохотно живущими бок о бок друг с другом, империями и новыми нациями, дерущимися между собой.

Коллапс империй позволил ряду наций заявить о своей независимости. От стран Прибалтики до Болгарии, нации обрели национальные государства. Многие границы и некоторые нации были признаны и установлены победителями в Версале и Трианоне. Победители придумали Югославию, что значит “земля южных славян”, собрав её из набора враждующих народов. Они перекроили границы. И если Франция, Британия, а также США сформировали регион, то Польша спасла его.

Граница между Российской империей/Советским Союзом делится на две части. Карпатские горы формируют труднопроходимую границу между русскими и остальной Европой от Словакии и южнее. Эти горы невысоки, но суровы, с разбросанными там и сям деревеньками и несколькими хорошими дорогами. Карпаты в разные времена принадлежали чуть ли не всем странам региона, но контролировать их нелегко. Даже в наши времена часть Карпат живёт под бандитами. Горы можно прочесать с помощью армии, но сделать это не так уж и просто.

Северная часть Европы представляет собой огромную равнину, протянувшуюся от Франции до Москвы. Ровная и несколько заболоченная к северу, она в целом подходит для передвижения армий. Если не брать во внимание несколько водных препятствий, именно здесь проходит путь европейских захватчиков. Так шёл на Москву Наполеон, так шёл Гитлер (который, впрочем, пересёк и Кавказ), этой дорогой возвращался Сталин.

Междуморье (Интермариум)

После Первой мировой войны Польша вновь стала суверенной нацией. В 1917 г. русские капитулировали Германии, а в 1918 г. подписали Брест-Литовский мир, по которому огромный кусок территории, включая Украину, отошёл немцам. С поражением Германии, Брест-Литовский договор потерял свою силу, а русские сделали попытку вернуть себе то, что было утеряно по этому соглашению. Частью утерянного была Польша. В 1920 г. произошла переломная битва под Варшавой, когда армия под руководством польского генерала Йозефа Пилсудского, отказавшегося от бесперспективного союза с Украиной, остановила Советское вторжение.

Пилсудский был интересной личностью, местами радикальной, местами реакционной. Но у него было геополитическое видение, заинтересовавшее меня. Прежде всего, он был польским националистом, осознававшим, что первым шагом к независимости Польши стало поражение русских, нанесённое им немцами. Он также верил, что доминирование Польши в Украине — давняя уловка — гарантирует Польше свободу после поражения Германии. Но его попытка заключить союз с Украиной провалилась. Русские разгромили украинцев и повернули на Польшу. Пилсудский разбил их.

Интересно прикинуть варианты развития событий в случае потери Пилсудским Варшавы. Северо-Европейская равнина представляет собой обширную открытую местность, по которой Советы могли двинуть в Германию. Несомненно, французы выступили бы им навстречу. Однако мощная Коммунистическая партия Франции не осталась бы в стороне. Далее события могли бы развиваться по-разному, если бы Пилсудский не остановил русских. Но он остановил.

У Пилсудского была ещё одна идея. Как и Россия, Германия лежала в руинах, но обе, как он понимал, восстановятся. Союз, заключенный до их восстановления, по мнению Пилсудского, мог спасти регион. Его идеей было Междуморье (Интермариум), союз наций, живущих между морями и построенный вокруг Польши, включающий Чехословакию, Венгрию, Румынию, Финляндию и Балтийские страны. Он так никогда и не был создан, но если бы был, то Вторая мировая могла бы и не начаться, или же она могла пойти по совсем другому сценарию. Эта идея не покидает меня в последнее время, её реализация могла бы последовать за НАТО и амбициозной концепцией Европейской федерации. Интермариум Пилсудского имеет логический, если не исторический смысл. Не исторический он потому, что приграничье всегда является полем битвы для других государств. И оно никогда не в состоянии организоваться для решения собственной судьбы.

Русско-немецкие отношения

По многим причинам, эта судьба не находится в руках названных государств. Частично она зависит от планов и желаний России, частично — от желаний и планов Европы. И, как всегда, Междуморье находится в ловушке между Европой и Россией. В настоящее время не существует доминирующей силы в южной Европе (Австро-венгерская империя давно мертва), но на севере есть Германия, страна, борющаяся за место в Европе и истории.

Германия во многом таинственная страна. 2008 год шокировал немцев. Они видели в Европейском союзе решение проблемы европейского национализма и инструмент, позволяющий добиться процветания. Когда грянул кризис, немцы обнаружили, что национализм поднял голову не только в Германии, но и в других странах. Немцы не хотели изгонять греков [из ЕС], поэтому главной проблемой Германии стала цена и ценность Евросоюза. Германия с 1945 года не рассматривала себя как самостоятельную силу, но теперь стала делать это. Этот факт может изменить абсолютно всё, в зависимости от того, куда повернёт дело.

В первую очередь могут измениться русско-немецкие отношения. В разные времена с 1871 года и после объединения Германии, немцы и русские были как союзниками, так и смертельными врагами. Сейчас есть причины для более тесных русско-немецких отношений. Экономически они дополняют и нуждаются друг в друге. Россия экспортирует сырьё, Германия экспортирует технологии. Ни одна из них не хотела бы попасть под давление США. А вместе они бы могли ему сопротивляться. И сейчас мы можем наблюдать лёгкие заигрывания между Германией и Россией.

Вот это и приковывает моё внимание к посещаемым мною странам. Для Польши призрак германо-русского союза является историческим кошмаром. Последний раз он случился в 1939 г., когда Польша была разделена и потеряла суверенитет на долгие 50 лет. Вряд ли в Польше есть семья, в которой кто-то не погиб в это время. Конечно, скажете вы, в этот раз всё будет по-другому, немцы уже не те, что были, да и русские тоже. Но геополитика учит тому, что субъективные наклонности не уничтожают исторические закономерности. Что бы поляки ни думали и не говорили, они должны нервничать, хотя они и не признают этого. Признание страха перед Германией и Россией может привести к подозрительности, а подозрительность недопустима в современной Европе. Но поляки знают историю и будет интересно посмотреть, что они скажут, или, по-крайней мере, как они это скажут. И для Соединенных Штатов Америки в этих условиях очень важно услышать то, что они скажут и о чём промолчат.

Роль Румынии

Румыны находятся в другой ситуации. Они защищены от России Украиной и Молдовой, следовательно, их уровень беспокойства должен быть ниже. В отличие от Польши и Северо-Европейской равнины, у них хотя бы есть Карпаты, пересекающие страну. А что сказать об Украине? Их правительство явно прорусское и находится в ловушке экономических реалий, заставляющих его оставаться в крепких российских объятиях. И, конечно, Евросоюз, со всё более усиливающейся Германией, не собирается их выручать. Вопрос Украины состоит в том, чем закончится эта попытка получить настоящую независимость — неофициальной, но жёсткой привязкой к России или же у украинцев всё ещё есть место для маневра. С расстояния кажется, что шансов практически нет, но этот вопрос всё же лучше переадресовать украинцам. Они, конечно, будут решительно отстаивать свою независимость, но очень важно будет услышать то, о чём вслух не говорят и на что отвечают недоуменными взглядами. И в данный момент нет более важного вопроса для Европы, чем вопрос будущего Украины.

Для Румынии будущее Украины жизненно важно потому, что этот буфер может превратиться в границу с русскими, если русские сюда вернутся. По той же причине важна и Молдова. Ранее Молдова называлась Бессарабией. В 1939 году Сталин заключил сделку с Гитлером, по которой Бессарабия, бывшая частью Румынии, тогдашней союзницы немцев, должна была отойти Советам. Это соглашение отодвинуло Румынию за реку Днестр и подальше от Одессы, критически важного порта на Чёрном море. Бессарабия осталась частью Советского Союза и после войны. После развала Советского Союза, Молдова обрела независимость, протянувшись от Румынии до восточного берега Днестра. Область к востоку от Днестра, Приднестровье, не без помощи русских оперативно отделилась от Молдовы. Молдова стала румыноязычным буфером на реке Днестр.

Молдова — наибеднейшая страна в Европе. Экспортирует она преимущественно вино, и главным образом в Россию. Русские уже вводили эмбарго на экспорт молдавских вин по причине их “опасности для здоровья”. Я думаю, что эта проблема скорее геополитического здоровья, чем биологического. Если Молдова является независимым, проевропейским государством, то Украина менее изолирована, чем русским того бы хотелось. Молдова могла бы, в далёком будущем, стать базой для операций, задевающих интересы русских. Поэтому каждый дополнительный дюйм, отделяющий потенциальных врагов от Одессы, является преимуществом. Была причина, по которой Сталин хотел получить Бессарабию от Гитлера. Причина эта никуда не делась, поэтому русские по-прежнему изолируют и давят на Молдову, а значит и на Румынию.

Мой визит в Румынию и Молдову — это попытка понять, какой они видят ситуацию в Украине, что они думают о намерениях русских и что они планируют делать — если планируют что-либо вообще. Румыния всегда была сложной страной для понимания. Геополитически их столица находится не с той стороны Карпат, если угроза исходит от русских и с той, если угроза исходит от Австрии с Германией. Румыния ориентирована на Евросоюз, но является одной из многих стран, которая в реальности ему не принадлежит. В отличие от Польши, для которой история и сопротивление стали традицией, румыны скорее приспосабливаются к меняющимся условиям. Хорошо было бы понять, что они думают о том, куда сейчас дует ветер. Сомневаюсь, что они сделают хоть что-то, чтобы спасти Молдову и разозлить Москву, но до сих пор не ясно, в опасности ли Молдова. Ясно одно, если русские получат назад Украину, то Молдова станет важной территорией не только для того, чтобы защитить Украину, но и для создания возможной угрозы Румынии и всей юго-восточной Европе. Иногда небольшие, никому неинтересные участки земли, служат хорошей лакмусовой бумажкой чьих-то намерений.

Турцию я посещал несколько раз за последние несколько лет и надеюсь посетить ещё неоднократно. В своей книге “Следующие 100 лет”, я доказываю, что Турция станет большой силой в следующие 50 лет или около того. Я уверен в своих долгосрочных предсказаниях, но следующая декада станет для Турции переходной из числа стран, противостоявших Советам в союзнической системе США, в самостоятельную страну, обладающей собственной растущей силой. Она не будет ничьей пешкой и станет отстаивать свои интересы за пределами своих границ. И правда, с ростом турецкой мощи на Балканах, именно Турция станет одной из стран, с которой придёт столкнуться Румынии.

Хотелось бы услышать от румын и молдаван их мнение о Турции в настоящий момент. Возврат Турции на арену не будет быстрым, будет сопровождаться неизбежными неудачами и разочарованиями, но уже сейчас её коммерческое влияние чувствуется во всём бассейне Чёрного моря. Я хотел бы узнать от турков, какой они видят Россию, а также Иран, арабские страны и страны Центральной Азии. Целью поездки является образ России в глазах её соседей, и это то, о чём я хотел бы поговорить. Поляки, украинцы, румыны, молдаване — все хотят поговорить о России. Турки хотели бы обсудить множество проблем; Россию, пожалуй, меньше всего. Мне придётся крепко поработать, чтобы вывести их на эту тему.

Геополитическая теория

В итоге я еду в этот регион с аналитической конструкцией, а точнее с теорией, которую я хочу проверить на месте. Эта теория говорит о том, что мир, сложившийся после окончания Холодной войны, доживает свои последние дни. Россия принимает свою исторически узнаваемую форму. Германия только начала процесс переопределения своего места в Европе; слабости Евросоюза у всех на виду (). Турция уже сделала первые шаги к обладанию региональным могуществом. Мы находимся в начале периода, когда эти страны станут разыгрывать свои карты.

Для Соединенных Штатов возвращение Турции исключительно полезно. США завершают боевые действия в регионе, поэтому у Турции есть мотивация заполнения появившегося вакуума для уничтожения радикального ислама. Те, кто утверждает, что турецкое правительство является радикально исламистским, неправы по двум причинам. Для начала скажу, что Турция сильно разобщена и, с одной стороны, имеет могущественных поклонников светских традиций Кемаля Ататюрка. Они слишком сильны, чтобы поддаться влиянию радикального ислама. С другой стороны, исламизм турецкого правительства нельзя сравнивать, например, с исламизмом Саудовской Аравии. Ислам имеет множество оттенков, также как и христианство, а турецкая версия имеет истоки в оттоманской истории. Она имеет свои тонкости, гибка и, прежде всего, прагматична. Мы знаем, что было время, когда турецкий ислам заключил союз с католической Венецией с целью доминирования в Средиземноморье. Итак, турецкий ислам недостаточно силён для оказания определяющего влияния на сторонников светского государства и слишком урбанизирован, чтобы опуститься до примитивного радикализма. Он будет делать то, что должен, но помощь Аль-Каиде не стоит для него на повестке дня. Хорошо бы пообщаться и с секуляристами, со страхом и недоверием взирающих на нынешнее правительство и увидеть, останутся ли они такими же нестойкими, как обычно.

В то время как США могут приветствовать появление мощной Турции, этого нельзя сказать о мощной России, уж во всяком случае не в союзе с Германией. Единственный величайший страх Америки — это не Китай или Аль-Каида. Это сплав технологий Европейского полуострова и российских природных ресурсов. Именно так может появиться мощь, способная бросить вызов американскому первенству. Именно вокруг этого и крутились, по большому счёту, события всего XX-го столетия. Германо-русские отношения, в каком зачаточном состоянии они бы не находились, должны затронуть США.

Понимают ли это американские лидеры, мне не ясно. Представления Вашингтона — это сплав послевоенных (речь о Холодной войне — прим. переводчика) клише о России и Европе и наваждение терроризма. Сейчас в Вашингтоне нет чёткого стратегического мышления. Я был разозлён, увидев это, поскольку они называют мои взгляды алармистскими и слишком крайними, в то время как я нахожу их видение старомодным и упрощённым. Вот почему мне нравится Остин (штат Техас). Я знаю, что поляки, например, глубоко обеспокоены тем, что Вашингтон не понимает их проблем. Но в США, в Вашингтоне, пишут бумаги с выражением озабоченности и редко — историю. Соединенные Штаты — огромная нация и Вашингтон мнит себя её центром, им не являясь. В США нет центра. И, хотя это признаётся неохотно, именно давление, оказываемое остальным миром и американским народом, определяет их реакцию и дальнейшие действия.

Не в моей власти указывать, но Вашингтону нужно предложить способ поддержки Польше. В данном случае я хотел бы исследовать теорию, предложенную Пилсудским, а именно Интермариум (Междуморье). Я рассматриваю НАТО как бюрократию, присматривающую за союзом, чья миссия закончилась 20 лет назад. С американской точки зрения, перемещение Франции или Германии как невозможно, так и бессмысленно. У них есть свои интересы и неудачное расположение. А Интермариум — Польша, Словакия, Венгрия, Румыния и, возможно, Болгария — представляют собой союз этого поколения. Они блокируют русских, отрезают их от Германии и мягко ограничивают турецкое влияние в юго-восточной Европе.

Страны Интермариума до сих пор без ума от ЕС и НАТО, но это преходяще. 2008 год и немецкое равнодушие к этим странам пришлось им не по нраву, также они поняли, что НАТО — это история. Поляки должны стать лидером блока, а румыны — его южным якорем. Считаю, что поляки мыслят в подобных терминах, а вот румыны далеки от этой идеи. Но я не уверен. Это мне ещё только предстоит узнать. Как по мне, Польша в союзе с США, охраняющая Северо-Европейскую равнину, вместе со Словакией, Венгрией и Румынией, стерегущих карпатское направление, могли бы предотвратить то, чего США опасаются больше всего: союза между Россией и Германией при участии всей Западной Европы. Ключ — в меняющемся восприятии Интермариумом Европейского союза. Я хочу увидеть, как далеко это зашло.

Ничто, конечно, не может настолько расходиться с сегодняшней оценкой ситуации Вашингтоном. Ведь там до сих пор мнят Россию неудачницей из 90-х. Они просто не воспринимают её всерьёз. ЕС они рассматривают в терминах споткнувшегося человека, который вот-вот обретёт равновесие. Больше всего Вашингтон занят Афганистаном. По совершенно неясным причинам именно Афганистан пожирает максимум их внимания, что позволяет остальному миру жить так, как ему заблагорассудится.

Как я уже заметил, у меня нет власти отдавать приказы. Но прелесть Соединённых Штатов в том, что [мои] бессилие и незамеченность не являются препятствием для взгляда на мир и размышления о том, что случится в будущем. Я не разрабатываю стратегию, я исследую геополитические силы. Я не планирую будущее, но размышляю над тем, что, скорее всего, произойдёт. Делая это, мне необходимо соотносить свои мысли с реальностью. И проверку своей теории я начну с Румынии.